Последний вопрос
Гриша Кирилин
7 марта, рано утром, доктор физико-математических наук Александр Гриндер умер от рака печени. После отправки тела в морг, окончания формальных процедур и общения c родственниками лечащий врач Гриндера, Антон Нетов, спустился в накуренную ординаторскую на втором этаже (онкоцентр находился на четвертом), сел в крайнее свободное кожанное кресло и задумался о жизни и смерти Александра Гриндера. О пациенте Антон знал не много, Гриндер вышел на пенсию и вернулся в родной город Р. примерно восемь лет назад. В местном лицее этот скромный человек и, видимо, квалифицированный ученый вел физико-математический кружок, который посещала дочь Антона (Нетов жил вдвоем с дочерью в частном секторе). С некоторых пор дочь стала задумчиво смотреть в окно поджав губы, совсем как её мать. Антон радовался взрослению дочери и автоматически чувствовал симпатию к её учителям в лицее, в том числе к Александру Гриндеру, которого до больницы видел всего один раз. «И вот теперь он умер»,— подумал Антон. Как врач Антон приложил все усилия и возможности небольшой районной больницы, чтобы облегчить страдания больного перед смертью.
Но Антон ошибался. Александр Гриндер не умер. Вернее, его тело, конечно, умерло, но разум всё также ясно и четко продолжал воспринимать себя, даже после того, как прекратилиськрасно-черные всполохи в глазах, вызванные отмиранием сетчатки. Гриндер оказался в Космосе. Бесконечное пространство, настолько черное, что Гриндеру показалось, что он видит звезды, хотя, скорее всего, это его воображение достраивало и рационализировало окружающую тьму. Гриндер был абсолютно голый и немного светился. Поднеся к глазам свою руку, он с интересом отметил, что на теле не было волос. Кожа была белая, гладкая, ровная, без пор и складок. Тело было его, но более молодого — тело юноши, занимающегося бегом на лыжах в университетском клубе. В Космосе Александр Гриндер был не один. Рядом с ним висел Бог. Или это был один из его ангелов. Вытянутое тело, размером примерно с Гриндера, огромные, непропорционально большие крылья (если это можно было назвать крыльями) — все было соткано из белого, но неяркого пламени. У Ангела были глаза. Вернее, что-то, что Гриндер воспринимал как глаза. Вытянутые, внимательные. Гриндер про себя решил не слишком концентрироваться на восприятии реальности. Размер крыльев он бы оценил в пару километров, если бы не отсутствие рядом с Ангелом других тел для сравнения. На протяжение всего времени, пока Гриндер рассматривал сначала тьму, потом себя, затем Ангела, тот молчал. Наконец Гриндер решился спросить:
— Где я?
— На суде.— ответил Ангел.
— На суде? — Гриндер немного удивился.— Будете меня судить?
— Нет,— ответил Ангел,— суд уже кончился. Приговор вынесен.
— И что со мной будет? В рай или в ад?
— Ты растворишься в страданиях и боли этой вселенной.
— Значит, в ад. И когда?
— Сейчас.
Гриндер замолчал. Хотя больше вопросов у него не было, Ангел продолжал висеть перед ним, и на протяжение некоторого времени нечего не происходило. Гриндер терпеливо ждал (восемь лет в провинциальном городе научат вас терпению). Наконец Ангел заговорил:
— У нас есть традиция. Перед тем как исчезнуть, ты можешь спросить меня о чем угодно. Я отвечу на любой вопрос, который ты задашь, и постараюсь, чтобы ты понял ответ.
— О чем угодно?
— Да, о чем угодно.
— Про гипотезу Римана? Про вычисление точных корреляторов? Про трехмерную задачу Изинга? Про квантовую гравитацию? О чем угодно?
— Да, о чем угодно.
— Хорошо. У меня есть вопрос.
— Да.
— Когда мне было восемь лет, я с матерью ездил на ярмарку в центр города. Лавки стояли на площади, через дорогу от большой белой церкви.
— Храма,— поправил Ангел.
— Совсем рядом с дорогой — продолжал Гриндер,— сидел мужичок и продавал фигурки, вырезанные из дерева и бересты. Справа от него, на асфальте, стояла коробка, в которой были четыре фигурки сов. Мама мне купила одну. Я не помню, где эта сова сейчас. Я хотел бы знать, что случилось с моей совой, и заодно, что стало с остальными фигурками в коробке.
На долю секунды Гриндеру показалось, что Ангел наклонил голову набок и посмотрел на него более внимательно.
— Ничего особенного,— начал он.— Обычная судьба сувениров. Заброшены, забыты, истлели. Со своей совой, ты, примерно неделю играл в машине. При повороте на вокзал с улицы «Советской» справа есть узкое ответвление от основной дороги. Ваша машина поворачивала туда, когда ты воображал, что сова скачет по спинке твоего сиденья. Машину тряхнуло и сова упала в багажник, ты полез через сиденье, но твоя мама сказала чтобы ты сидел смирно и не загораживал отцу обзор в зеркало заднего вида. О сове ты тогда забыл. Через два месяца вы поехали «смотреть на омут». В тот момент, когда вы вытаскивали из багажника коврики для палатки, сова выпала на дорогу.
— Я помню ту поездку. Я тогда ещё потерялся в лесу. Страшно испугался и начал звать на помощь, первая меня нашла мама.
— На самом деле ты был в небольшом ложке, за пригорком, совсем близко от лагеря.
— Сова там и осталась?
— Не совсем. Отъезжая вы раздавили ее правым передним колесом. За осень остатки сгнили.
— Жалко. Так бы можно было сказать, что сова вернулась в лес. А что стало с остальными?
— Одну купила Валентина Ивановна Подольская. Одна подарила её своей племяннице Агате Петровне Шехер. В 1992 году Агата Петровна эмигрировала в Соединенные Штаты Америки, а сова осталась в доме её бабушки, Фимы Подольской. После её смерти дом родственники продали, но перед этим очистили от хлама. Сову сожгли на железных листах, на общем костре в правом дальнем углу огорода, где Фима высаживала помидоры.
— Сова доставила Агате Петровне счастья и радости?
— Совсем немного. Агата Петровна не очень любила свою тётю. Валентина Ивановна работала в скорой помощи и на семейных праздниках рассказывала страшные истории. Её брат, отец Агаты, изрядно попивал. Свое презрение к отцу Агата Петровна переносила и на его сестру. После развода мать увезла девочку в Москву. Отвращение к русской деревне Агата Петровна сохранила до конца своей жизни.
— Дальше.
— Третью сову купил Евгений Федорович Броневой, ваш коллега, физик. Кандидат наук, в городе был проездом, с друзьями отправлялся в туристический поход, в горы, на границу с Монголией. В 1989 году, на одной из первых международных конференций по физике твердого тела в Новосибирске, подарил эту маленькую сувенирную сову Рейчел Говард Кирк, от которой не отходил на конференции ни на минуту. Рейчел была неприятна столь навязчивая манера ухаживать, и по возвращению в родной Массачусетс она поспешила избавиться от подарка, передарив сову дочке своей знакомой по тренажёрному залу, маленькой Лилли Скотт Денсон. Маленькая Лилли была в восторге от необычной птицы. После того как дядя Уильям показал, как ухают совы, маленькая Лилли целое утро бегала в пижаме по первому этажу их дома, держа в руках сову и весьма правдоподобно подражая уханью филина. Через пять дней Джонни Денсон, старший брат Лилли, ненавидя сестру, втайне выкинул сову из окна второго этажа в овраг, который начинался сразу за правым забором (если смотреть со стороны дороги) их участка.
— Она тоже сгнила?
— Ещё нет. Она попала под осыпь достаточно тяжелого суглинка. С учетом высокой влажности верхнего слоя, может пролежать там не одну сотню лет.
— Её найдут?
— Нет.
— Лилли очень расстроилась?
— Джонни вполне достиг своей цели, Лилли рыдала весь день после обнаружения пропажи. Дядя Уильям успокоил девочку, рассказав, что сова улетела в окно и вернулась к своим маме и папе.
— Что стало с Джонни?
— В восемнадцать лет он попал в двухлетний трудовой лагерь для лечения наркозависимости при госпитале Святого Антония в Уайтшире. Сестра регулярно навещала его в течении всего срока. В лагере Джонни научился клеить керамическую плитку прямо на раствор. Врожденная любовь к труду смогла до некоторой степени исправить тяжелый характер Джонни и помогла держать под контролем пагубную зависимость от опиатов.
— Где хранила маленькая Лилли сову?
— На небольшой полочкефальш-камина у себя в комнате.
— Что случилось с последней совой?
— Последнюю сову Яков Михайлович Вешин продать не смог. Спросив разрешения у деда, её забрала внучка Якова Михайловича — Варвара Семеновна Вешина.
— Варвара?
— Семен Яковлевич вообще был необычным человеком. Ещё школьником самостоятельно записался в библиотеку краеведческого музея и долгими часами читал пожелтевшие страницы газеты «Губернские Ведомости» тиража 1884–1886 годов. Однажды прочитал заметку о Варваре Осиповне Лапшиной, довольно богатой для их города купчихе. Варвара Осиповна за свой счет выстроила новую городскую тюрьму. Добрый поступок мецената запал в душу молодого Семена Яковлевича, что много лет спустя решило выбор необычного имени для его дочери.
— Как распорядилась Варвара своей совой?
— Маленькая Варя сову очень любила. Брала её с собой на занятия в музыкальную школу. Восемь лет спустя она подарила дорогую ей сову своему первому ипо-настоящему единственному возлюбленному Андрею Скворцову. Сова до сих пор лежит в маленькой картонной коробке вместе с письмами Вари и гладким обломком кленового корня, который Андрей взял на память с речного пляжа.
— Что с ней будет?
— Сожгут вместе с прочими вещами на мусоросжигательном заводе номер восемь примерно месяц спустя после смерти Андрея Скворцова.
— Я ещё хотел спросить о среднем времени жизни фигурок, но видимо дисперсия очень большая.
— Да, дисперсия очень большая.
— И радости людям они доставили совсем не много.
— Кому как. Тебе и Агате Петровне мало. Лиллиан и Варваре — вполне достаточно.
— Чем делал Яков Михайлович фигурки?
— Из самодельных инструментов были: широкий нож, сделанный из обломка рессоры, небольшой резец, сделанный из ножовочного полотна, шило купленное на привокзальном рынке. Также у него были несколько профессиональных резцов, сделанных на Пермском инструментальном заводе.
— Яков Михайлович был столяр?
— Да, фигурки он делал для души. Главной его целью было посмотреть на людей в ярмарочный день.
— Если судить по общей длине отструганных досок ручным рубанком, какое место займет Яков Михайлович в истории нашего города?
— К настоящему моменту он двадцать третий.
Александр Гриндер замолчал. «Бессонница, Гомер...»,— подумал Гриндер.
— У меня больше нет вопросов.
— Тогда прощай,— сказал Ангел и закрыл глаза.
В этот момент закрылись глаза и у докторафизико-математических наук Александра Гриндера.
Конец
Но Антон ошибался. Александр Гриндер не умер. Вернее, его тело, конечно, умерло, но разум всё также ясно и четко продолжал воспринимать себя, даже после того, как прекратились
— Где я?
— На суде.— ответил Ангел.
— На суде? — Гриндер немного удивился.— Будете меня судить?
— Нет,— ответил Ангел,— суд уже кончился. Приговор вынесен.
— И что со мной будет? В рай или в ад?
— Ты растворишься в страданиях и боли этой вселенной.
— Значит, в ад. И когда?
— Сейчас.
Гриндер замолчал. Хотя больше вопросов у него не было, Ангел продолжал висеть перед ним, и на протяжение некоторого времени нечего не происходило. Гриндер терпеливо ждал (восемь лет в провинциальном городе научат вас терпению). Наконец Ангел заговорил:
— У нас есть традиция. Перед тем как исчезнуть, ты можешь спросить меня о чем угодно. Я отвечу на любой вопрос, который ты задашь, и постараюсь, чтобы ты понял ответ.
— О чем угодно?
— Да, о чем угодно.
— Про гипотезу Римана? Про вычисление точных корреляторов? Про трехмерную задачу Изинга? Про квантовую гравитацию? О чем угодно?
— Да, о чем угодно.
— Хорошо. У меня есть вопрос.
— Да.
— Когда мне было восемь лет, я с матерью ездил на ярмарку в центр города. Лавки стояли на площади, через дорогу от большой белой церкви.
— Храма,— поправил Ангел.
— Совсем рядом с дорогой — продолжал Гриндер,— сидел мужичок и продавал фигурки, вырезанные из дерева и бересты. Справа от него, на асфальте, стояла коробка, в которой были четыре фигурки сов. Мама мне купила одну. Я не помню, где эта сова сейчас. Я хотел бы знать, что случилось с моей совой, и заодно, что стало с остальными фигурками в коробке.
На долю секунды Гриндеру показалось, что Ангел наклонил голову набок и посмотрел на него более внимательно.
— Ничего особенного,— начал он.— Обычная судьба сувениров. Заброшены, забыты, истлели. Со своей совой, ты, примерно неделю играл в машине. При повороте на вокзал с улицы «Советской» справа есть узкое ответвление от основной дороги. Ваша машина поворачивала туда, когда ты воображал, что сова скачет по спинке твоего сиденья. Машину тряхнуло и сова упала в багажник, ты полез через сиденье, но твоя мама сказала чтобы ты сидел смирно и не загораживал отцу обзор в зеркало заднего вида. О сове ты тогда забыл. Через два месяца вы поехали «смотреть на омут». В тот момент, когда вы вытаскивали из багажника коврики для палатки, сова выпала на дорогу.
— Я помню ту поездку. Я тогда ещё потерялся в лесу. Страшно испугался и начал звать на помощь, первая меня нашла мама.
— На самом деле ты был в небольшом ложке, за пригорком, совсем близко от лагеря.
— Сова там и осталась?
— Не совсем. Отъезжая вы раздавили ее правым передним колесом. За осень остатки сгнили.
— Жалко. Так бы можно было сказать, что сова вернулась в лес. А что стало с остальными?
— Одну купила Валентина Ивановна Подольская. Одна подарила её своей племяннице Агате Петровне Шехер. В 1992 году Агата Петровна эмигрировала в Соединенные Штаты Америки, а сова осталась в доме её бабушки, Фимы Подольской. После её смерти дом родственники продали, но перед этим очистили от хлама. Сову сожгли на железных листах, на общем костре в правом дальнем углу огорода, где Фима высаживала помидоры.
— Сова доставила Агате Петровне счастья и радости?
— Совсем немного. Агата Петровна не очень любила свою тётю. Валентина Ивановна работала в скорой помощи и на семейных праздниках рассказывала страшные истории. Её брат, отец Агаты, изрядно попивал. Свое презрение к отцу Агата Петровна переносила и на его сестру. После развода мать увезла девочку в Москву. Отвращение к русской деревне Агата Петровна сохранила до конца своей жизни.
— Дальше.
— Третью сову купил Евгений Федорович Броневой, ваш коллега, физик. Кандидат наук, в городе был проездом, с друзьями отправлялся в туристический поход, в горы, на границу с Монголией. В 1989 году, на одной из первых международных конференций по физике твердого тела в Новосибирске, подарил эту маленькую сувенирную сову Рейчел Говард Кирк, от которой не отходил на конференции ни на минуту. Рейчел была неприятна столь навязчивая манера ухаживать, и по возвращению в родной Массачусетс она поспешила избавиться от подарка, передарив сову дочке своей знакомой по тренажёрному залу, маленькой Лилли Скотт Денсон. Маленькая Лилли была в восторге от необычной птицы. После того как дядя Уильям показал, как ухают совы, маленькая Лилли целое утро бегала в пижаме по первому этажу их дома, держа в руках сову и весьма правдоподобно подражая уханью филина. Через пять дней Джонни Денсон, старший брат Лилли, ненавидя сестру, втайне выкинул сову из окна второго этажа в овраг, который начинался сразу за правым забором (если смотреть со стороны дороги) их участка.
— Она тоже сгнила?
— Ещё нет. Она попала под осыпь достаточно тяжелого суглинка. С учетом высокой влажности верхнего слоя, может пролежать там не одну сотню лет.
— Её найдут?
— Нет.
— Лилли очень расстроилась?
— Джонни вполне достиг своей цели, Лилли рыдала весь день после обнаружения пропажи. Дядя Уильям успокоил девочку, рассказав, что сова улетела в окно и вернулась к своим маме и папе.
— Что стало с Джонни?
— В восемнадцать лет он попал в двухлетний трудовой лагерь для лечения наркозависимости при госпитале Святого Антония в Уайтшире. Сестра регулярно навещала его в течении всего срока. В лагере Джонни научился клеить керамическую плитку прямо на раствор. Врожденная любовь к труду смогла до некоторой степени исправить тяжелый характер Джонни и помогла держать под контролем пагубную зависимость от опиатов.
— Где хранила маленькая Лилли сову?
— На небольшой полочке
— Что случилось с последней совой?
— Последнюю сову Яков Михайлович Вешин продать не смог. Спросив разрешения у деда, её забрала внучка Якова Михайловича — Варвара Семеновна Вешина.
— Варвара?
— Семен Яковлевич вообще был необычным человеком. Ещё школьником самостоятельно записался в библиотеку краеведческого музея и долгими часами читал пожелтевшие страницы газеты «Губернские Ведомости» тиража 1884–1886 годов. Однажды прочитал заметку о Варваре Осиповне Лапшиной, довольно богатой для их города купчихе. Варвара Осиповна за свой счет выстроила новую городскую тюрьму. Добрый поступок мецената запал в душу молодого Семена Яковлевича, что много лет спустя решило выбор необычного имени для его дочери.
— Как распорядилась Варвара своей совой?
— Маленькая Варя сову очень любила. Брала её с собой на занятия в музыкальную школу. Восемь лет спустя она подарила дорогую ей сову своему первому и
— Что с ней будет?
— Сожгут вместе с прочими вещами на мусоросжигательном заводе номер восемь примерно месяц спустя после смерти Андрея Скворцова.
— Я ещё хотел спросить о среднем времени жизни фигурок, но видимо дисперсия очень большая.
— Да, дисперсия очень большая.
— И радости людям они доставили совсем не много.
— Кому как. Тебе и Агате Петровне мало. Лиллиан и Варваре — вполне достаточно.
— Чем делал Яков Михайлович фигурки?
— Из самодельных инструментов были: широкий нож, сделанный из обломка рессоры, небольшой резец, сделанный из ножовочного полотна, шило купленное на привокзальном рынке. Также у него были несколько профессиональных резцов, сделанных на Пермском инструментальном заводе.
— Яков Михайлович был столяр?
— Да, фигурки он делал для души. Главной его целью было посмотреть на людей в ярмарочный день.
— Если судить по общей длине отструганных досок ручным рубанком, какое место займет Яков Михайлович в истории нашего города?
— К настоящему моменту он двадцать третий.
Александр Гриндер замолчал. «Бессонница, Гомер...»,— подумал Гриндер.
— У меня больше нет вопросов.
— Тогда прощай,— сказал Ангел и закрыл глаза.
В этот момент закрылись глаза и у доктора
Конец
мдя...Последний припадок...Последний вопрос. Интересно, между этими заголовками есть какая-то логическая связь? Ну, да хрен с ним. Ты знаешь, чё я к тебе прицепился? Где-то у тебя в профиле прописано, что ты из Бийска. А меня в этот самый Бийск занесла когда-то нелегкая.
ОтветитьУдалитьКак-то я оказался в командировке в Новосибирске. И как-то так получилось, что застрял я там и на выходные. Сначала я подумал, что хорошо бы сгонять в Красноярск и посмотреть там на Столбы, но оказалось, что до Красноярска еще 1000 км пилить, тогда я решил посмотреть на Алтай.
Сел в поезд и поехал в Барнаул. В Барнауле на вокзале было написано: Барнаул - ворота Алтая. Я вышел на улицу, но никакого Алтая не увидел. Кажется, кто-то мне сказал, чтобы увидеть Алтай нужно спуститься еще ниже, в Бийск. Дальше смутно помню, что ехал я кажется на автобусе и в конце концов прибыл в Бийск. Но и там никакого Алтая не увидел. Говорят, еще км 40 до него. Но на этом мой запал кончился - я решил возвращаться в Новосибирск.
Чтобы скоротать время до поезда я зашел в кафешку и с опаской отведал местных мантов. Время тогда было коммуняцкое, голодное, хер его знает чего они туда могли настругать. А потом сел на автобус и попилил ккуда-то на околицу Бийска. Мне показалось, что там всего-то одна улица.
Из окошка видел чуднЫе русские почерневшие от времени деревянные избы. И от этой черноты мне стало как-то по-особенному жутко, и почустовал я себя очень одиноким, заброшенным на краю земли. Вылез я на последней остановке, осмотрелся кругом и направился в какой-то не то лесной островок, то ли парк. Быстро прошел его насквозь и оказался на высоком берегу. Внизу текла река и в нее впадала другая. Кажется, это было то место, где сходятся Бия и Катунь. По речке плыла баржа, сверху она казалась махонькой... Я посмотрел на горизонт, но и там никакого Алтая не увидел, только кучку облаков. Потом присмотрелся еще раз и...о чудо, кажется это были не облака, а маячившие на горизонте алтайские горы!
И вот до сих пор мучает меня вопрос: уж не приснилось ли мне все это? Дейстительно ли можно увидеть алтайские горы из Бийска?
В хорошую погоду можно увидеть только предгорье.
ОтветитьУдалить